Конечно, никакой это не конец. Строго рассуждая, чистой воды начало – капсулу еще предстоит добывать…
Борт субмарины навис над лодкой. Сверху любопытно таращились матросики в белых тропических форменках. И Мазур оскалился в искренней улыбке, глядя на округлившиеся глаза замершего в соседней лодке Фань Ли, вряд ли тот когда-нибудь в своей запутанной жизни видел так близко советскую атомную субмарину, не говоря уж о том, что его сейчас на ней вдоволь покатают. Господин Ма выглядел не лучше. Мазур благодушно подумал: «А все-таки научили мы вас, морды пиратские, с какого конца редьку есть…»
Бесшумно перемещаясь меж деревьями, так, чтобы не колыхнуть ни единой веткой, Мазур добрался до места, где оставил Лошарика на его наблюдательном пункте.
Как и следовало ожидать, он ничего не обнаружил, даже подойдя вплотную. Поросшее склизким буйным мхом поваленное дерево, переплетение ветвей, почти касавшихся земли, гроздья по-марсиански диковинных желтых цветов, неумолчный щебет птиц…
Потом как бы из ниоткуда, а точнее, из этого самого переплетения ветвей, где, казалось, и хомяку не протиснуться, возник Лошарик, склонившись к его уху, тихонько доложил:
– Сидят, обормоты. И уходить пока не собираются.
Мазур огляделся, выбрал для себя удобное место, откуда можно было незаметно наблюдать за небольшой прогалиной. Неторопливо сосчитал присутствующих – одиннадцать штук, со времени поступления первого рапорта от выдвинутой вперед разведки партизан не прибавилось.
Пацаны совсем, отметил Мазур наметанным глазом. Худенькие, щупленькие, косоглазые пацаны, чуть ли не дети. Вот только вооружены они были отнюдь не по-детски, чертовски много было на них навьючено – и довольно новых стволов, и амуниции, имелся даже пулемет, а о гранатах и ножах и говорить нечего, увешаны до ушей…
Двое стояли на часах по разные стороны прогалины. Двое что-то жевали – нечто напоминавшее издали черные сухие тряпки. Остальные просто лежали, вольготно раскинувшись, наслаждаясь каждым мигом отдыха.
Стоп, стоп… Точно, вон та – девчонка. Такая же щупленькая, почти безгрудая, столь же тяжело нагруженная. Сопляки – но не зеленые, ох, не зеленые, по ухваткам видно, наверняка заляпанные по уши чужой кровью, пролитой, разумеется, во имя неких высших идеалов. Легче всего загнать в джунгли таких вот детишек – смерти они по малолетству не умеют бояться, чужую жизнь не ценят нисколечко, а чтобы задурить им мозги, достаточно минимума агитации…
Он вспомнил Кампучию, то, что не полагалось помнить вообще. Ну, да что тут поделаешь… Опаснее всего там были именно такие. Щупленькие подросточки, на вид – соплей перешибешь, но поди-ка попробуй рискни здоровьем… Никакой другой жизни они не знали вообще, они не уходили в джунгли на задание, они и были частью джунглей, даже не первобытные люди – звереныши. Автомат, гранаты, отточенный до бритвенной остроты тесак, а в сумке на поясе вместо НЗ – скупая горсточка риса и кусок сушеной человечины, а в голове – столь же скупой набор из парочки изречений вождей и животная ненависть ко всем, кто не принадлежит к стае. Если ему когда-то и было по-настоящему страшно, так это – в Кампучии…
Он не знал толком, за что и против кого борются эти, на прогалине. Да и неважно это, в общем. Потому что с высоты своего печального жизненного опыта он мог предугадать со всей уверенностью: что там ни начертано на штандартах, суть убога и однотипна. При успехе кончится тем, что на место одних сытых рож усядутся другие, пусть даже эти другие сейчас искренне верят, что непременно устроят угнетенному народу райскую жизнь, стоит только свергнуть окопавшихся во власти казнокрадов и кровопийц. Насмотрелся, знаете ли, в разных уголках планеты. Давно перестал испытывать юношеский оргазм, заслышав слова «национально-освободительное движение». Главное, эти вот, на полянке, даже после победы их святого дела останутся в прежнем убогом положении – ну, разве что самые хваткие, циничные или просто везучие выбьются в лейтенанты гвардии, смотрители таможни или инспекторы министерства образования, никак не выше. Кусочки пожирнее – для вождей инсуррекции. А вожди, ручаться можно, сидят сейчас где-нибудь за три границы отсюда, дают интервью журналистам в бомбейском отеле, а то и лондонском конференц-зале – сытые, чисто выбритые, благоухающие недешевыми парфюмами, в сшитых по мерке костюмах…
И ничего тут не поделаешь. Почти что закон природы. Как в той вьетнамской сказочке, где победитель дракона сам непременно становится драконом, потому что свято место пусто не бывает…
Он встрепенулся. Ага… высокий юнец, отличавшийся от остальных биноклем на груди и какой-то никелированной эмблемой на армейском кепи цвета хаки, негромко произнес пару фраз на незнакомом наречии – мяукающе, заунывно. Остальные, не прекословя, без малейшей попытки хоть на секундочку продлить отдых, стали подниматься на ноги. Выстроились цепочкой – дистанция меж идущими чуть меньше двух метров – и бесшумно втянулись в чащобу. Прогалина моментально опустела, словно никаких партизан тут не было вообще: ни клочка мусора, ни одной сломанной ветки, трава не примята… Что ж, не лопухи.
Черт бы их побрал, таких идейных, откровенно-то говоря. Как будто без них мало хлопот в жизни…
Нелегально шастать по территории суверенного государства (пусть и в необитаемых джунглях) – само по себе занятие малоприятное и многим чреватое. Однако ситуация осложняется еще и тем, что в джунглях полным-полно партизан, за которыми время от времени с превеликим упорством, шумом и размахом гоняются силы правопорядка, с коими сталкиваться еще более рискованно, – не станешь же вежливо убеждать, что ты не имеешь никакого отношения ни к каким Фронтам-чего-то-там-освобождения, что ты всего-то навсего советский диверсант, и поставленные перед тобой задачи никоим образом не затрагивают интересов данной державы…